Обширную главу „Гнозис” – а именно „Исаис в гностическом свете” – мы начали в июне этого года, в самом начале упомянув при этом, что предпочтение мы, по возможности, будем отдавать одной теме: „Абраксас”. Придерживаться сказанного мы хотим к тому же еще и на основании некоторых рассуждений, о которых следует кратко сказать вначале:
Прежде всего: в большинстве гностических школ и сект Абраксас никогда не играл настолько ведущую роль, чтобы на ней стоило детально останавливаться в ходе таких соображений, не придавая этой теме, однако, избыточного значения. Кроме того интерпретация Абраксас(а) различными гностическими группировками, каких было много прежде всего в Александрии, всегда отличалась в каждом отдельном случае. И если бы мы захотели обсуждать Абраксас(а) исключительно в пределах общего рассмотрения гнозиса, то это могло бы легко привести к сбивающим с толку впечатлениям.
Здесь на переднем плане, прежде всего, стоит рассмотрение аспекта Исаис в свете гнозиса – или, как можно было бы сказать с точностью до наоборот: гностическое размышление с точки зрения Союзов Исаис.
Для сферы Исаис Абраксас имеет очень особенное и многослойное значение, которое в свою очередь не просто соответствует той или другой гностической точке зрения, но и является, как раз, очень специфическим. В отличие от большинства гностических формирований, в сфере Исаис Абраксас имеет как прямое, так и вдвойне зашифрованное значение; и при ближайшем рассмотрении оказывается, что путь Абраксас(а) к концепции Фигуры (Бафомета) также очень прямой, и что здесь существуют связи, которые, на первый взгляд, хотя и не очевидны, но при ближайшем рассмотрении очень быстро различимы.
К тому же в отдельных моментах, связанных с Абраксас(ом), роль играл также Орден Тамплиеров; и именно в том отношении, благодаря которому снова становится различимым мост к точке зрения Исаис – особенно, что касается Большой Фигуры (Magna Figura) и связанных с ней представлений.
Для тех, кто в данное время следит за ежемесячным продолжением предварительно публикуемого в нашей рубрике „Перспектива” нового ключевого романа „Вечная полночь” аспекты, обсуждаемые в этой статье, наверняка являются очень интересными; эта публикация с продолжением существенно вдохновила на ряд наших статей на тему „Исаис и гнозис”. Много того, что изображено в форме кажущегося мистическим криминального романа, обозначает там больше, чем можно прочитать дословно. Специально говорить об этом знатокам материала и истоков, конечно же, не следует, но не все расширенные знания распространены настолько, что всеобще и сразу доступны каждой читательнице и каждому читателю, особенно, людям, которые постоянно примыкают и для которых многое, естественно, является еще новым.
Итак, есть несколько веских причин, по которым мотив Абраксас(а) стоит изложить в отдельной главе. Так как мы не в последнюю очередь хотим опираться на сведения из собственных архивов, избранный сейчас принцип, является, пожалуй, самым лучшим. Таким образом, читательницам и читателям предоставляется особенный взгляд на предложенное в последующих частях.
Общепринятым определением Абраксас(а) является гностическое имя бога, которое одновременно соответствует числу 365, что касается как 365-и дней в году, так и – в первую очередь – 365-и условных миров. Это, как уже было сказано, рассматривалось в отдельности и очень по-разному различными гностическими группами. В одно время Абраксас считался большим архонтом, в другое – проявлением сверхбога, находящегося вне нашего Космоса, иногда воспринимался также в смысле монады, однако, всегда без четких очертаний и без четкого определения в отношении происхождения.
К тому же путаницу создавали еще и разные поэтические толкования Абраксас(а), предпринятые людьми, далекими от того, чтобы называться знатоками гнозиса, так, например, Германом Гессе. В своей книге „Демиан” он пишет: „… нашего бога зовут Абраксас, и он есть богом и сатаной, светлый и темный мир сам по себе …« Однако то, что пишет Гессе, поэт, вне его поэтического творчества не имеет под собой никакой почвы.
Углубленный способ рассмотрения философа и психолога К.Г. Юнга также не хочет докапываться до значения и происхождения Абраксас(а), исследуя лишь влияние различных точек зрения на мышление и восприятие людей, которые этим занимались.
Такие современные изложения мы можем и должны на этом месте отложить полностью в сторону. Иначе еще вначале нашей работы применительно к Абраксас(у) мы потеряли бы из виду существенное и заблудились бы в современном образе мышления.
К Абраксас(у) нас приближает уже Маленькая книга Тамплиеров, в которой к этому говорится:
„И ключ к вратам всех времен называется: Абраксас; и
ключ к вратам всех пространств называется: Ma-Ka-A-Рa…
… Слово, которое означает деятельность с различными временами, оно называется: Абраксас, сарацины произносят его также как: абракадабра. Однако, оно происходит от старых персов и от их магов, которых называли: могани (Mogani), откуда происходит также и наше слово магия. Так что это были, пожалуй, персы, а до них, первоначально, как об этом рассказывают сами персы, их предки из очень отдаленной страны Арья Варта (Индия) … Однако, точнее о происхождении Абраксас(а) в наши дни сказать никто не может, как и о происхождении слова Ma-Ka-A-Рa; и также для обхождения с ними не это является самым важным, ибо это не привязано к месту происхождения, а заложено в духе. …
Теперь следует сказать о четырех временах (примечание: в связи с Абраксас(ом)), о четырех разных видах времени, которые существуют, отдельно по эту и по ту сторону, как в посюстороннем, так и в потустороннем мире, потому что это – важная часть высокого Арканума: есть два времени в этом мире и два времени в потустороннем мире, и еще есть вневременность, которую также следует описать, однако, она не является временем и не считается таковым…. То, что мы называем прошедшим, то, что мы называем настоящим, а также то, что мы называем будущим; для Бога – все одно. И чтобы быть почти уверенным, что все, что касается Земного мира, есть всегда, в какое бы то ни было здесь для нас, людей, время, в прошлом для нас, настоящем или будущем: все есть всегда и было всегда, и именно в одно и то же время. Следовательно, те, кто владеет большим Абраксас(ом) (примечание: здесь следует понимать как магическое действие), также могут действовать в любое время. … Т.е. во втором Земном веке может образоваться нечто расщелин, через которые человек сможет смотреть на первый Земной век, как бы с другой стороны, и это кажется трудным для понимания. Но в том, что это достигается магическими средствами и вполне преднамеренно, заключается тайна магических путей Абраксас(а).”
Итак, здесь Абраксас считается магией времен, которая для достижения значимых результатов должна взаимодействовать с Макаара, магией пространств.
Текст из „Маленькой книги” Тамплиеров указывает на два момента, которые уже очень близко подбираются как к более глубокому смыслу, так и к происхождению Абраксас(а). Этот текст оставлен в первоначальном виде, хотя он был, возможно, существенно дополнен из источников Ордена Бучинторо, что мы хотим сразу же и обсудить. Уже в тексте Тамплиеров „Абраксас” определяется как магия времен – в чем кроется важная часть правды – и содержится указание на Персию, как страну происхождения; что также оказывается правильным, хотя можно рассуждать и о возможно еще более ранних источниках, но это было бы сейчас нецелесообразно. В тексте Тамплиеров даны также указания и на то, как эти сведения попали в руки рыцарей, что послужило бы, однако, отдельной темой. В сказанном там логика есть в любом случае; в тогдашних пределах возможного обнаруженные знания были, несомненно, самыми лучшими и результаты внушают большое уважение.
Рассматриваемые, как магические способы, как Абраксас, так и Макаара были, возможно, – под какими бы то ни было именами – известны большинству старых высокоразвитых культур; но для нашего сегодняшнего рассмотрения это не имеет решающего значения, ибо мы хотим говорить определенно об Абраксас(е).
Прежде всего, тест Тамплиеров является очень значительным в отношении того, что он как будто перескакивает через много ранних способов интерпретации и плотно подбирается к истинному смыслу: Абраксас является энергией! Все образные представления и персонификации гностического времени затемняли это первоначальное значение. Итак, Абраксас является энергией – и не случайно, конечно, упоминается вместе с Макаар(ой), что также является энергией.
То же самое толкование взаимодействия Абраксас(а), как магии времен, и Макаар(ы), как магии пространств, в наше время снова встречается в Обществе Леоны и Эрики (Союз Исаис), а именно в „магических режущих” действиях (т.е. волосы отрезаются ровно на уровне подбородка), где Макаара исполняется женщинами не традиционным способом, а как компонент Абраксас(а), хотя факторы Макаара и Абраксас должны быть приведены в соответствие. Само по себе это является более сложной темой, упоминание здесь, однако, имеет смысл, потому что большая взаимосвязь, которая существует вплоть до магических образов мышления современности, становится благодаря этому особенно отчетливой. И мы будем и впредь говорить об этом в той мере, в которой это напрямую затрагивает тематический круг „Исаис и гнозис”. Но сперва назад в прошедшее время.
Прежде чем подойти ближе к энергии Абраксас(а), мы хотим рассмотреть слово и его преобразование в графическое изображение.
Слово АБРАКСАС, безусловно, проделало дальний путь, как и различные варианты его написания, все они написаны греческими буквами: Абраха (Abracha), Абрака (Abraka), Абраза (Abrasa), Абракса (Abraxa), Абракас (Abrakas) и, наконец, Абраксас (Abraxas) – причем лишь эта форма встречается также и в другом более раннем письме, а именно в двух персидских текстах, написанных вавилонской клинописью. Разумеется, в этом месте мы сталкиваемся с неизбежной проблемой, ибо произношение в умерших старых языках де-факто неизвестно. Клинопись является слоговым письмом, т.е. в ней используются не буквы, а слоги. Опять же, в клинописи существуют различные символы, с помощью которых может быть составлено слово из многих слогов. Особенно там, где шумерско-вавилонскую клинопись использовали другие народы, они приспосабливали символы к своим языкам. Так поступали также и персы. Обнаруженное в клинописи слово пишется как: АБ-РАК-САС (AB-RAK-SAS). То есть, собственно, Абраксас (Abraksas). В греческом языке из этого получился Абраксас (Abraxas), и мы можем предположить, что это слово соответствует произношению, так как греки того времени еще знали фонетический язык древних персов (лишь позже, когда вследствие вторжения в Персию ислама для изобилующего гласными персидского языка там был введен очень неподходящий арабский шрифт, древний персидский язык также изменился, как, обычно, происходит в течение времени с разговорным языком под влиянием письменного).
Выдвигаемое иногда предположение, что слово „Абраксас” пришло из коптского языка, обосновать невозможно. Верно то, что копты применяли Абраксас для обозначения понятия „святое слово”.
Это, иногда, приводило в заблуждение людей, которые не знали коптского языка и считали, что Абраксас – коптское и обозначает „святое слово”, в то время, как таинственное слово „Абраксас” уже было в этом значении внедрено в коптский язык.
Во всяком случае: с Абраксас(ом) мы – и соответственно гностики – нашли, пожалуй, действительно правильное звучание этого слова.
Поэтому мы сейчас на древнем Востоке, и следуем к истокам Абраксас(а), пытаясь их, по возможности, проследить. Итак, сейчас мы находимся в до-гностическом времени, в эпохе, когда еще не была построена Александрия и когда господствовала Персидская империя, которая во многом приняла культурное наследие Вавилона. Поэтому неудивительно, что ранние графические изображения, которые напоминают ставшие позже общепринятыми изображения Абраксас(а), появляются уже на вавилонских и ассирийских цилиндрических печатях. В этом отношении можно описать дугу от древнего Вавилона до времен Тамплиеров, и окажется, что это, вряд ли, случайно.
Первоначальные воспроизведения изображения Абраксас(а) не имели еще ничего общего с поздними изображениями в виде „солнечного петуха”, такой вид придавали ему гностики (под петухом гностики понимали существо восходящего солнца), а вслед за ними использовали также как Союзы Исаис, так и специальные секции Ордена Тамплиеров. В любом случае мотив с головой петуха является, по сути, неправильным, возможно, он основан на заблуждении. Мы ничего не знаем о том, как выглядели первые изображения Абраксас(а) из древней Персии, которые попали в Грецию. Возможно, речь шла о небольших или поврежденных глиняных фигурах или глиняных дощечках, на которых невозможно было точно различить, что имелось в виду под этими таинственными изображениями. Между тем мы знаем: это был не петух, как символ сравнения грядущего света с восходом солнца, а адаптация грифона.
Гриф является древним арийским символом, в известной степени, национальным символом древнего Ирана (Иран означает „страна ариев”). Даже в наше время изображения грифона еще часто встречаются в античных свидетельствах Ирана, и не только на руинах Персеполя. Грифон, мифическое существо, образованное из орла и льва, изображался в разнообразной форме, стоя или сидя, или как двойной грифон.
Из Персии символ грифона переместился в Европу, в особенности, в Германию. Мы видим грифа на гербах городов и земель, а также в качестве декоративного элемента на многочисленных сооружениях. Почему именно иранский гриф пустил у нас столь сильные корни, стоило бы, возможно, рассмотреть, но это завело бы нас в настоящий момент слишком далеко.
Достоверным можно считать: первые изображения „Абраксас-духа”, в какой-то мере оригиналы, были адаптациями грифона. Лишь гораздо позже греческие гностики заменили грифа петухом и создали ту типичную форму, которая в большом количестве воспроизведенных изображений сохранилась до сегодняшнего дня, особенно в форме камей и гемм, а также на предметах украшения, зеркалах или сосудах.
Гностики изображали Абраксас(а) в человекоподобном образе, обладающим головой петуха и змееподобными ногами. В своих руках он держал щит и бич, иногда вместо бича также булаву или, реже, меч. Петушиная голова была чаще всего украшена лавром или сооружением, похожим на корону. В этом символическом изображении должны были быть объединены многие символизмы: дух и разум, сила и власть, свет и темнота (но не мрак!), связь с человеком, а также с животным миром и т.п. И все же петушиная голова олицетворяла собой петуха – животное восходящего солнца, а Абраксас, в совокупности, властителя грядущего света.
По сути дела Солнечный Петух Абаксас гностиков, все-таки, тесно связан с Грифоном Абраксас древнего Ирана, потому что гриф также олицетворяет собой триумф света и победу добра над злом.
Но в различных, очень часто отличающихся друг от друга, гностических сектах, как изображения деталей, так и объяснения очень быстро обособились настолько, что вскоре от первоначального осталось лишь немногое.
Таким образом, гностики создали свой собственный символ, который почти ничего общего не имел с иранским происхождением. Это обособление наступило относительно быстро, и во время расцвета гнозиса вряд ли какой гностик еще знал, что означает Абраксас на самом деле; на одной гравюре Союза Исаис Абраксас изображен даже с зеркалом и кинжалом. Поэтому имя Абраксас(а), теперь, между тем, уже личностного существа, часто считалось только волшебным словом, смысла которого больше никто не знал, но оно, однако, предсказывало путь к свету.
Таким образом АБРАКСАС стал богом гностического религиозного мира, особенно с 1-го по 4-й век н.э. В нумерологии Абраксас олицетворял собой год 365 (A = 1, B = 2, R = 100, A = 1, X = 60, A = 1, S = 200). Кроме того своими семью буквами Абраксас символизировал семь дней недели и таким образом сотворение этого мира и посюстороннего Космоса. Т.е. для многих гностиков Абраксас считался верховным богом, которого можно было бы прировнять к находящемуся вне видимого мироздания Свету-Богу (Христу). В других гностических школах, которые видели в Иегове Старого Завета демиурга и „злого творца мира” (грубой массы), четкого определения значения Абраксас(а) в большинстве случаев не было, он – часто воспринимаемый как личностное существо – считался преимущественно властелином космической и сверхкосмической сфер.
В более позднее время гностики прибавляли к Абраксас(у) ворона в качестве сопровождающего его животного, порой даже воронью пару. На первый взгляд это как будто напоминает германского Вотана (Одина). На самом же деле этот мотив встречается уже в древних иранских мифах. Похоже на то, как церковь неистовствовала у нас, так же и исламизация уничтожила из-за нетерпимости много старых культурных ценностей. Таким образом, очень часто чрезвычайно тяжело, верно классифицировать ту или иную деталь.
В якобы гностических Союзах Исаис, особенно, пожалуй, в более поздних, по существу уже во время после гностицизма Абраксас занимал, вероятно, также похожую, хотя явно более важную позицию, чем тогдашний, еще не известный, Малок, который появляется лишь во средневековом Откровении Исаис, в какой-то мере, как мужской эквивалент женской Исаис (Isais (Isaie)). Об очень красочных костюмированных мистериях Союза Исаис той эпохи, которые сопровождались музыкой и световыми эффектами, сообщается, что вступление новой жрицы Исаис проводится лицом, одетым в костюм Абраксас(а).
Если утверждают, что такие мистерии нередко выливались в оргии, то это не может быть, просто, взятым с потолка; в некоторых гностических образованиях так наверное и было, но неизвестно, можно ли это переносить также и на Союзы Исаис того времени.
С первоначальным, вероятно, чисто духовным мотивом Абраксас(а) подобное, возможно, больше ничего общего не имело. Разумеется, точно об этом ничего неизвестно, многое на этом поле скрыто под пеленами тысячелетий и столетий. В последнее время не появилось никаких доказательств того, что „Абраксас” якобы выступал в мистериях в персонифицированной форме. Но символом того, что женщина или мужчина становился полноценным членом Объединения Исаис, достоверно считался в Ордене Бучинторо, а также в Кругу Леоны, перстень с печаткой или украшение с изображением Абраксас(а). В такой степени эта традиция продолжилась и до настоящего времени (современные фотооригиналы Союза Исаис не представлены по желанию обладателей/обладательниц; от старых они отличаются лишь незначительно, главным образом тем, что на них выгравированы личные инициалы).
Еще до всех подобных ритуалов и образных представлений Абраксас(а) было что-то другое: происхождение в древнем Иране, двойное изображение грифона, как символа борьбы между светом и мраком, знак окончательной победы света. Возможно, при этом слились магические традиции культа Митры и подобные из зороастрийской религии. Никто в наши дни сказать точно еще не может, слишком много древней мудрости было утеряно с тех пор.
Рассмотрение культа Митры на этом месте разрушило бы границы нашей темы, о Митре мы будем говорить при случае отдельно. Впрочем, можно несомненно полагаться на то, что этот круг знаком с основными чертами культа Митры. Они, как известно, во многом отличались от учения Зороастра, к подлинным, неподдельным, свидетельствам о котором тоже больше доступа нет. В основных чертах можно сейчас, пожалуй, – очень упрощенно – сказать, что в природе древнего иранского религиозного мира было заложено осознание непрерывной борьбы между светом и тьмой. Это относится также ко всем гностическим группировкам – при всех их отличиях друг от друга, включая и Союзы Исаис, если мы уж хотим причислять их к гностическим формированиям. У гностиков этот мотив был, несомненно, еще значительно усилен в результате деятельности Маркиона. Необходимо победить в большой интеркосмической борьбе, которая завладела этим миром.
Но существенное различие между гностическими сектами и Союзами Исаис – как и между гнозисом и некоторыми древне-иранскими точками зрения – состояло в том, что цель своего пути гностики видели в своем индивидуальном избавлении, в личном спасении, в то время как целью деятельности в Союзах Исаис был абсолютный свет, через который, как бы опосредованно, можно будет достичь личного спасения.
Именно в этом заключается особенность последователей Исаис: в их случае речь идет не о личном самочувствии и душевном спасении, а о спасении бóльшего целого, о победе света в большой борьбе с тьмой. Этой цели предназначено каждое усилие; личный путь познания имеет также назначение – расширять собственные способности для большого противостояния. Уже по этой причине Союзы Исаис нельзя причислять к гностическим сектам, в которых – как и во всех религиях, буддизме ли, индуизме, христианстве, иудаизме, исламе и т.д. – в конечном счете, намеками или так, как есть, говорится лишь об эгоцентричном достижении собственного спасения.
Взгляд Союзов Исаис заключается, по сравнению с этим, в том, что когда будет достигнута большая цель, будут автоматически достигнуты якобы и все маленькие цели. Такой дух Исаис господствовал также в Ордене Бучинторо и в недавних Объединениях Союза Исаис.
По крайней мере похоже думали также части старого Ордена Тамплиеров, а именно Тайная научная секция. Поэтому, пожалуй, не случайно то, что там можно было также найти определенное родство с представлениями, которые могли иметь корни в Союзах Исаис гностического времени, так что они оба имели некоторые точки соприкосновения в древней Месопотамии.
Там, между шумерских руин, археолог и исследователь древнего Востока П. Шнабель нашел также самую раннюю из сохранившихся „Фигур”, которая по своей основной форме соответствовала уже поздней Фигуре Тамплиеров. Эта шумерская „Фигура” была, разумеется, из обожженной глины. Где она находится в наши дни, неизвестно, длительное время она хранилась в одном из музеев Багдада. Состояние Фигуры не очень хорошее, фотографии, которую Шнабель опубликовал в своей работе „Шумеры и семиты в Месопотамии”, у нас, к сожалению, сейчас нет, но мы предоставим ее в более поздний срок.
Это представляет собой теперь интерес в связи с происхождением Абраксас(а), ибо нельзя исключать, по меньшей мере, то, что в персидском представлении двойной грифон выражал что-то сходное с „бафометовой” фигурой Тамплиеров.
Воспроизведения изображения двойного грифона в древнем Иране случались часто. Об их духовном значении господствует разногласие со стороны специальной науки. Так как в принципиально похожей форме встречались также изображения двойного быка или двойной коровы, часть ученых склоняется к тому, чтобы усматривать в этом, исключительно, декоративные элементы, в то время, как другие ищут духовные связи с Митрой и Зороастром (Заратустрой). То, что об этом сохранилось до нашего времени и передано в письменных трудах, наверняка, очень далеко от оригинальных текстов (Авеста и т.п.). Единственный, более или менее, цепкий след ведет к парсам в Индии. То есть больше, чем, до некоторой степени, логичного построения догадок относительно этого, не представляется возможным.
Но если уж мы хотим собрать воедино некоторые факторы – что, как признано, отчасти очень рискованно – то может получиться набросок примерно следующей картины:
Иранский „пра-Абраксас” был адаптацией двойного грифона, но мы за неимением хорошо сохранившегося источника описания точно не знаем, как она выглядела.
Греческий гностицизм развил из этого Абраксас(а) в известной форме Солнечного Петуха.
Его, в свою очередь, использовали как Союзы Исаис, так и некоторые Секции Тамплиеров, в качестве символа победоносной борьбы света с тьмой, как бы символа победы Новой Эпохи.
Туда же двигались и алхимики, спотыкаясь на ложном пути «Химической свадьбы» (т.е. якобы возможного и заманчивого соединения самих по себе мужского и женского компонентов, которого, однако, нет), не открыв за двойными изображениями глубокого смысла. Однако, некоторые из них, а именно „коронованный адепт” император Рудольф II., за этим смыслом приблизились к истинному смыслу, и даже, возможно, поняли его.
В ранней арийской культуре Индии мотив мужской и женской божественной силы был, наверняка, также известен, но и эти предания не сохранились, так как в течение времени на вариацию старых текстов накладывалась новая, поэтому самых ранних текстов больше не существует – возможно даже, что священство уничтожало их сознательно, чтобы каждый раз представлять народу свои новые учения в качестве единственных.
Соединение из мужской и женской энергии, как оно было – скорее банально ложно истолковано – вероятно, в виду имелся также восточноазиатский символ Инь-Ян, поняли около 1230-го года лишь Тамплиеры Тайного научного общества благодаря идее Большой Фигуры (Magna Figura). В то время был, пожалуй, снова открыт истинный смысл возникновения. Вопрос, произошло ли это на основании прямого внушения или благодаря правильному пониманию старых описаний, останется теперь открытым. Вероятно, можно допускать комбинацию.
Если мы вернемся теперь обратно к гностицизму, особенно к группировкам, которые были подвержены влиянию Маркиона, с одной стороны, и идеями Исаис, с другой, то становится явным тот мотив, который мог привести к истокам раннего познания.
В верховном божестве соединяются отец и матерь всего сущего; это – совершенная гармония с пара-космологией Илу.
Если в ближайшие месяцы мы будем говорить дальше и глубже о гнозисе, то окажется, что, действительно ошеломляюще много гностического рука в руку идет с учением Илу и духом Исаис; и это, конечно же, не может быть лишь случайностью. Всем этим мы еще будем заниматься.
Но изображение и символ АБРАКСАС – если даже они и известны в большинстве случаев благодаря гностицизму – содержат в себе более древнее и более глубокомысленное значение, чем рассмотрело в них, как суть, большинство гностиков.
